Мендес-антилопа

Размножение

1. Любопытно то, что представленные животные могут воспроизводить потомство круглый год. У таких особей нет чёткого брачного периода. Они спариваются круглый год. Зачастую пик появления молодняка выпадает на конец зимы или раннюю весну.
2. Самка продолжает вынашивать малышей на протяжении 8 месяцев. Затем на свет может появиться всего 1 малыш. В крайне редких случаях у аддаксов рождается двойня. Буквально спустя час после появления на свет малыши уже способны бегать за матерью.
3. Интересно то, что о потомстве заботится исключительно самка. Молодняк проживает с матерью на протяжении года. Спустя это время они начинают привыкать к самостоятельной жизни и покидают семью.
4. Половой зрелости самцы достигают в возрасте около 2 лет. Самки становятся половозрелыми ближе к 3 годам. В целом продолжительность жизни диких антилоп составляет порядка 20 лет.

Поведение

Аддаксы наиболее активны между вечерними сумерками и рассветом, самым холодным временем в Сахаре. Они двигаются по пустыням в стаде из 5—20 животных, ведомых взрослым самцом. Во избежание сильных ветров и ослепительного солнца аддаксы роют передними ногами углубления в песке, в которых они отдыхают, часто в тени кустов или больших камней. Животные приспособлены к жаркому климату благодаря способности повышать температуру своего тела больше чем другие млекопитающие, что минимизирует потери воды при потении животных для охлаждения. Самцы устанавливают свою собственную территорию, стараясь удержать готовых к спариванию самок в границах этой территории, где один самец спаривается с несколькими самками. У животных существует социальная иерархия, в которой старшие животные стоят на высшей ступени. Аддаксы не достигают большой скорости бега и потому часто становятся добычей более быстрых хищников.

Питание

1. Рацион питание животных преимущественно состоит из невысоких кустарников и различных трав. Примечательно, что особи способны преодолевать внушительные расстояния по пустыни. Животное делает это для того, чтобы найти на таких просторах хоть какую-то растительность.
2. Интересно то, что именно аддакс среди остальных сородичей наиболее приспособлен к жизни в таких суровых условиях. Пустыня далеко не то место, где может выжить любое животное. Особи большую часть жизни умудряются обходиться без воды. Все запасы жидкости аддаксы получают именно из растений. Только так животное может выжить.

Сохранение

Аддаксы — тяжёлые и медленные животные, из-за чего являются лёгкой добычей для людей, оснащённых современным оружием. Охота уменьшила и уничтожила популяции этих животных на многих территориях их естественного распространения. Мясо и кожа высоко ценятся местными жителями, которые используют кожу для производства обуви. Туристы преследуют животных на современных внедорожниках, пока те не умирают от истощения и усталости. Опустынивание саванных земель и увеличение численности людей, затяжные войны и засухи в регионах способствуют уменьшению популяции аддаксов. На данный момент аддаксы одни из наиболее редких млекопитающих в мире — менее чем 250 диких животных. Животные, которые остались, заселяют только небольшую часть своего ареала. Достойная защита животных на территориях их распространения невозможна из-за большой отдалённости и труднодоступности пустынных районов, где они ещё живут. Выселение родившихся в неволе особей в безопасные заповедники в их естественной среде является единственной надеждой на выживание вида в дикой природе. В неволе насчитывается свыше 1000 особей, тем не менее в плане присоединения к природной популяции задействованны только свыше 200. Животные занесены в Красную книгу МСОП и в Приложение I CITES. Для лучшей организации сохранения требуются более детальное изучение их поведения и образа жизни на свободе, так как большинство данных о аддаксах собраны по животным, живущим в неволе.

Отрывок, характеризующий Аддакс

– Вы? – сказал он. – Как счастливо! Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами. – Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня! – Я вас люблю, – сказал князь Андрей. – Простите… – Что простить? – спросил князь Андрей. – Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку. – Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза. Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор. Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке. – Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня. В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери. Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель. С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым. Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения. Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем. Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день. «Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать. Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет. Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу. Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста. Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски? Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.